Нас учили замечательные профессора! Спасибо! Вчера был день рождения уникальной и необычной женщины – сто лет со дня рождения первого декана нашего факультета - Александры Иосифовны Борисевич.
______________________
Из воспоминаний дочери Ольги Терпуговой:
До чего же разнятся отведенные нам судьбы! Объединённые общей эпохой люди, тем не менее, умудряются прожить свои жизни совершенно по-разному. Кому-то удается без существенных потерь пройти все исторические мели и стремнины, а кому-то достаётся по полной. Мама – из последних. Впрочем, из её одногодок мало кто мог похвастаться особой везучестью. Это те самые ребята у, которых «а завтра была война». Их школьный выпускной отзвучал прощальным вальсом 21 июня 1941 года. В мамином случае это был выпускной детского дома для детей врагов народа. А перед этим – страшная сентябрьская ночь 37-го в родном Ленинграде, когда из такого любимого и, как ей казалось, надежно защищавшего всю семью дома, уводили отца – технолога Кировского завода, успевшего крикнуть старшей дочери: «Шура, помни – я ни в чем не виноват!». И еще одна ночь, когда забирали маму. Отца она так и не увидит. Он будет расстрелян, спустя 20 дней после ареста. А смертельно больную мать она заберет после реабилитации из лагеря, и та умрет у нее на руках. Но это произойдет значительно позже. А в сентябре 1937 года Шуре еще не исполнилось 15 лет, и в этом было, вероятно, главное везение ее жизни. Родись она на 5 месяцев раньше, и ей, как и матери, был бы уготован лагерь для жён и детей «изменников Родины». Но Шуре «повезло». Ее вместе с младшими сестрой и братом ждал детский приемник в Ленинграде, а затем – детский дом для детей врагов народа в Саратове.
Она всегда мечтала петь. У нее был редкой красоты голос, и, несмотря на свое «запятнанное происхождение», она еще десятиклассницей с успехом прошла предварительное прослушивание в саратовской консерватории. Оставались только вступительные экзамены, но в июне 41-го Шура добровольная отказалась от своей мечты, решив, что война – не время для оперных арий. Дальше был саратовский медицинский институт, учеба и работа в тыловых госпиталях, где она все-таки пела, пела для раненных бойцов, разрешала себе петь, оправдывая это терапевтическим эффектом музыки. О «запятнанном происхождении» ей придётся вспомнить, когда после окончания института ей будет отказано в праве работать практически на всех кафедрах ВУЗа кроме одной. Подающей надежды выпускнице позволили начать преподавательскую деятельность и путь в большую науку только на кафедре нормальной анатомии – той самой «зловещей» кафедре с пугающей первокурсников и несведущих обывателей «анатомичкой». Вероятно, тот, кто давал это разрешение, был уверен, что молоденькая выпускница однозначно откажется от перспективы всю жизнь провести в анатомическом театре, вдыхая едкий запах формалина, но Александра восприняла это как шанс. Тогда она не догадывалась, что формалин губителен для певческого голоса, и от ее драматического сопрано не останется ничего уже через несколько лет работы с препаратами. А если и догадывалась, не отказалась от однозначно сделанного выбора. Впереди были кандидатская и докторская диссертации, защиты которых триумфально прошли в ее родном Ленинграде. Как же это было важно для нее, не только не отрекшейся от своих родителей, как это делали многие дети репрессированных, но и всю жизнь гордо прожившей со своей девичьей фамилией – фамилией расстрелянного отца.
Степень доктора медицинских наук, профессорское звание и должность декана естественного факультета Ярославского государственного университета, вновь открывшегося в 1970 году – все это про ту самую девочку Шуру, которая в страшном 37-ом поклялась себе и навсегда уходящему отцу доказать чистоту и значимость фамилии Борисевич.
Мама стала доктором наук, когда мне было пять. Когда я пошла в школу, она возглавила факультет университета. Что я могла понимать тогда. Я помню ее строгой, целеустремленной, предельно честной и фанатично преданной работе. Такой же помнят ее ученики (не удивительно, ведь она не делала различий между мною и ими). И только спустя годы я поняла, на чем были замешаны эти строгость и целеустремленность. Другой я увидела маму только, когда родилась и немного подросла моя дочь. Мама как будто оттаяла. Думаю именно тогда к ней, наконец, вернулось то ощущение тепла и любви, которыми был наполнен дом ее родителей. Но судьба опять не пощадила. На общение с внучкой ей было отведено всего пять последних лет жизни, из которой она ушла как боец, до конца остающийся на доверенной ему позиции. Она умерла рядом со зданием университета, отчитав лекцию и продолжая разговор с окружавшими ее студентами.
Как жаль, что осознание очень важного приходит порой слишком поздно, когда уже невозможно, произнося слова гордости и признательности, быть при этом услышанной. Хотя как знать, может быть, мама и слышит меня…
Спасибо, дорогая! Я очень горжусь тобой!
_____________________
Мы гордимся, тем что в самом начале истории нашего факультета у его истоков стояли столь великие люди!
